Лежащий человек был жив. Мало того, он был в сознании. Лежа на животе, на ледяном каменном полу, чувствуя холод этого таинственного подземелья, Алан Купер проклинал всю эту чертову поездку, весь этот гребаный континент, всю эту экспедицию. Боль в ноге была невыносима, именно поэтому парень не торопился вставать. Он слышал, как рядом щелкает кремень зажигалки, видел, как теплый желтый свет пронзает тьму своими мягкими лучами, но, как говорится, «всего хорошего помаленьку». Свет погас. Алан лежал на полу и думал о смерти, сам не зная, почему именно это мистическое существо, облаченное в длинную черную робу, пришло в его разум, громко постучалось и даже не подумало вытереть ноги, прежде чем войти. Смерть захватила его разум, его мысли, его чувства. Страх, как известно, любит появляться там, где вы его не ждете. Ну кто мог знать о том, что эти каменные плиты, которым уже более тысячи лет, могут сдвигаться, открывая перед ничего не подозревающими студентами черную беззубую пасть западни?
Он хотел собраться калачиком и перестать о чем-либо думать, потому что стены, казалось, сдвигались. Тьма наступала, концентрировалась в мощный сгусток непробиваемой мглы; она давила на сознание парня, выбивая из его головы последние адекватные мысли, заставляя его организм перенапрягаться – дыхание стало неровным, появилась едва заметная отдышка, как после занятий тяжелым физическим трудом. Взгляд нервно бегал по темноте, стараясь нащупать живительный свет; его не было. В воздухе чувствовался запах затхлости, пыли… и отвратительный сигаретный дым. Во рту было сухо, хотелось пить. Не было возможности, нет, не было желания поворачиваться на бок и пытаться нащупать на поясе флягу. Не было желания дышать. Парень закрыл глаза, стараясь хотя бы на минуту представить, что все это – страшный сон, кошмар, ночной ужас. Он сидит в музее, среди древнейших экспонатов, в руке держит блокнот и ручку и пытается перевести надпись, расположившуюся на каменной плите. Песчаник, исписанный рунами, не хочет раскрывать свои секреты – он покрыт толстым слоем пыли, каждый символ с трудом поддается переводу, - но он это делает. Тишина. Спокойствие. Умиротворение. Громадные своды музейного зала не грозятся рухнуть на твою голову, стены находятся так далеко, что ты просто о них забываешь. Легкий полумрак, а не кромешная тьма. Мечта. Сказка.
- Эй, ты живой? – донесся из пробитой светом тьмы голос.
- Нет, - сипло ответил Алан, собравшийся с силами при виде лучика света, резво бегающего по его телу. Он согнул ногу и потянулся к лодыжке грязной рукой, - нет, кость была цела. Просто сильный удар. Громко кашлянув, юноша еще раз вдохнул поглубже, повернулся на бок; потом еще раз; через минуту он уперся спиной в шероховатую стену, прижав колени к грудной клетке. Дышать было тяжело. Все тело ныло. Но он был жив. Пока. Как это оптимистично.
- Ты как? – спросил он, сдерживая дрожащие нотки своего голоса в себе, пряча их – на выходе получилось вполне достойно.
